Преобразователь - Страница 104


К оглавлению

104

В массе люди не отличаются от крыс. Их много, и они хотят жрать. Знаешь легенду о Ремигии?

– Слышал.

Полковник в удивлении приподнял одну бровь.

– И позволь узнать, от кого?

– Читал в сборнике легенд.

– А-а, – в голосе полковника послышалось легкое разочарование. – Так там все врут.

– А вы знаете правду?

– Конечно.

Он улыбнулся, и в улыбке его было нечто заставившее меня сразу ему поверить.

– И вы расскажете?

– Как-нибудь потом. Но чтобы окончательно тебя заинтриговать, скажу только, что епископа звали Хейдрик, – и полковник уставился на меня с издевательским интересом.

Но поскольку я заранее смотрел вниз, я избавился от труда прятать волнение во взоре.

– Проблема Хейдрика была в том, что он решил перевоспитать крыс. Или если угодно, преобразить их. Для этого он прибег к весьма популярному в его время средству – взял и окрестил их скопом. Я имею в виду тех, кто превращался в людей. И ведь предупреждали епископа знающие люди, ведь читал же он трактаты и «О природе человека», и «О бессмертии души», и даже «О началах»… Но он упрямо верил, что Господь учтиво решит крысиную проблему и, очищенные от греха, они этим самым скопом возродятся к новой жизни в бане пакибытия, выражаясь языком твоего юного друга. Увы… Разум Господа – не наш разум, а планы Вседержителя воистину неисповедимы.

Их звериная природа не преобразилась ни в божескую, ни в человеческую, и в зависимости от фаз луны или от капризов Фортуны они по-прежнему превращались в крыс и шастали по монастырским подвалам, овинам и даже криптам вовсе не с благочестивыми целями.

И тогда епископ велел собрать их в один из столь любезных им амбаров, подпереть двери снаружи и спалил всю эту чертову братию, чтобы Господь сам уже определился, куда их девать – ошуюю или одесную. А потом… А что было потом, ты читал в… в сборнике легенд. Жаль, что он так поступил. Уничтожил самых лояльных к людям крыс и оставил шваль. Порушил генофонд, так сказать. Но покойный Магистр не вынес урока из этой хрестоматийной истории.

– А зачем вы мне это сейчас рассказываете?

– Да все затем же, мой юный друг. Все затем же. Может, кто-то научится на чужих ошибках…

Полковник вздохнул, плеснул себе из фляги вискарику и опрокинул в себя алкоголь легким гусарским жестом.

– Каждый ценен, пока он один, – продолжил полковник. – Невозможно вразумить одним махом всех и сразу. Может быть, в этом мораль всей басни. Тогда он есть, он личность, и он может все. Крысу, собаку, лошадь – их можно приручить, пока каждая из них – одна. По одному их можно даже любить. Но нельзя приручить стаю крыс, собак и лошадей. И как можно любить стаю или массу? Их можно только подчинить или уничтожить. Потому что когда их много – просто некого приручать.

Поэтому война благородна, когда один убивает другого, и отвратительна, когда бомбы сыпятся на города. Жмущий на гашетку даже не в состоянии ощутить, что он убийца. И Гиммлер не плакал по ночам, и ему не являлись евреи, синие от «Циклона-2».

Поэтому перед моими глазами, мой друг, стоит только один мертвец – тот, которого я слишком хорошо знал при жизни, – полковник откинулся на шатком дачном стульчике, но тот даже не скрипнул, словно сидящий передо мной мужчина был бесплотен.

Неожиданно звякнул лежащий на столике мобильник. Полковник посмотрел на экран, хмыкнул и махнул стоящему за моей спиной человеку рукой.

Меня ловко обхватили сзади, скотч намертво прикрутил мои руки к спинке стула, а отрезанный ножом кусочек крепкая ладонь прижала к моему рту.

– Извини, Сергей. Время. Вынужден откланяться. Надеюсь, у тебя еще будет шанс высказаться, а у меня – услышать твое мнение.

Полковник удовлетворенно кивнул, и два дюжих бойца подняли меня вместе со стулом и вынесли наружу. Там меня бесцеремонно затолкали в багажник огромной черной «Тахи» и захлопнули дверцу. Все, что я успел заметить, прежде чем перед моим носом оказался полиэтиленовый пакет, из которого торчала коробка с радиоуправляемым вертолетом, – это мелкую стальную сетку, отделяющую багажник от салона. Из моего разбитого носа на резиновый коврик медленно стекала кровь.

Так, разглядывая на пакете надпись «Ашан» и размышляя о том, что и неведомому владельцу автомобиля не чуждо ничто человеческое, я отбыл в неизвестность.

* * *

Когда меня достали из багажника и прямо так, на стуле, как манекен, занесли в загородный дом отчима, Александр Яковлевич при виде этого зрелища смеялся до слез. Он даже снял и протер очки, надел их, а потом опять снял и повесил себе на колено.

– Сережа! Еще в детстве я подарил тебе книжку Сент-Экзюпери, кстати в первом издании, только для того, чтобы ты усвоил оттуда несколько правил. Правило розы, правило лисенка, правило короля, правило пьяницы и еще добрый десяток полезных прецедентов. Ты что, хочешь сказать, что так ничего и не понял?

– Понял, но забыл.

Руки мои все еще были обмотаны скотчем за спиной, а сам я по-прежнему намертво прикручен липкой лентой к металлическому стулу. Рот, правда, Александр Яковлевич освободил, честно стараясь причинить мне как можно меньше мучений.

В дороге меня растрясло, и кровь из разбитого носа стекала прямо в рот вместе с соплями, а я то сплевывал ее на пол, то глотал – в зависимости от настроения, ведь платков мне уже никто не предлагал. Это занятие приятно освежало пересохшие губы, потому что пить мне здесь не дали бы даже под прицелом.

– Тогда я тебе напомню парочку из них. Сначала – про короля, судью и крысу. На одной планете их было всего трое, и каждый из них был просто необходим двум другим. Без короля не было бы законов, без судьи – некому их было бы осуществлять, а без крысы – существование того и другого просто теряло бы смысл. Кого судить? Это стратагема номер 37  – имей достойного врага.

104